В основе кича лежит прием апроприации. Апроприация заимствует из развитой культуры традиции, методы, правила и темы, обескровливает их, чтобы приспособить к своей системе ценностей и создать привлекательную, блестящую пустую оболочку. Максим Осипов повторяет этот прием с полным осмыслением, обнажая его механизмы и раскрывая метод. Поэтому в итоге получается полноценное живописное произведение, в основе которого – ирония, сарказм. И это уже совсем не кич, а современное искусство с актуальным посылом и апелляцией к насмотренному зрителю. Остальных манит яркая оболочка.
Приемы кича художник вытаскивает на поверхность и перелицовывает. А для объектов своих манипуляций выбирает две визуальные системы - структуру рисованного ковра в интерпретации Алёны Киш и произведения классического искусства. В результате его собственные произведения повторяют композицию рисованного ковра с характерной цветочной рамкой, которая в народном воображении выполняет функцию оберега, обозначает границы рая. Однако эту рамку Максим Осипов без жалости десакрализирует и заполняет внутреннее пространство цитатами из произведений мировой художественной классики. Прием коллажный, брутальный и дерзкий, но Максим все может объяснить.
Во-первых, он объясняет это визуально. В "Изгнание из зоны комфорта", Максим Осипов соединил "Изгнание из рая", произведение Мазаччо периода Раннего Возрождения, и ковер Алёны Киш с изображениями львов. Рамка ковра в композиции Максима внезапно рвется и раскрывается – как проволока, разрезанная кусачками, и за периметр мира, обжитого величественными львами, выходят женщина и мужчина. Выходят не с плачем, как на оригинальном произведении, а с вызовом и даже непристойными жестами, без страха перед новым и незнакомым миром. Автор в этом живописном произведении буквально показывает схему, где одна система механистически сочетается с другой. Однако сочетание несочетаемых систем - известный и распространенный прием современного искусства, с помощью которого высекаются искры смысла и создаются визуальные парадоксы.
Во-вторых, Максим объясняет художественные ходы, методы и темы через тексты-описания к своим работам: он завел страницу в «Фейсбуке», которая так и называется «Я могу все объяснить» и на которой художник выкладывает новые работы, рассказывает о каждом произведении и отвечает на вопросы в непосредственной коммуникации.
Собственно и его творческий метод вырос из этой потребности - наладить коммуникацию со зрителем, которая никак не появлялась во время обычных галерейных выставок. Максим даже составил собственный рейтинг художественных пространств, и первое место там занял интернет с минимальным количеством барьеров для взаимоотношений со зрителями.
С коммуникацией у электронного посредника оказалось все отлично, с качеством фотографий – хуже: живописные полотна превращаются на экране в крохотное фото с недостаточным количеством пикселей. Поэтому второе место занимает стрит-арт - здесь можно достичь максимально возможного размера произведения и выгодного его обзора, а также получить обратную реакцию через различные городские паблики. На третье место Максим помещает различные общественные пространства, вроде кафе и библиотек, и последними по удобству коммуникации идут музеи и галереи – стерильные белые кубы с регулируемым расстоянием между произведением и зрителем.
Интернет становится наиболее уютным пространством для художника не только через живой отклик, но и через возможность писать к каждому произведению большие тексты-объяснения. Максим специально провоцирует своего фолловера на дискуссии. В результате такой разнообразной формы презентации живописные полотна выглядят, безусловно, более объемно. Однако приобретают функцию иллюстрации к текстам, становятся негерметичным изображением. И требуется дополнительный нарратив для раскрытия скрытых смыслов. Впрочем, художника это обстоятельство абсолютно не смущает, так как он намеренно сопровождает свои полотна развернутым описанием даже на выставках, меняет названия произведений предложениями-пояснениями.
Автор называет схему для своих живописных работ «визуальной приманкой». Яркие цвета, четкая композиция и парадоксально-противоречивый сюжет привлекают и держат внимание зрителя, заставляют искать ответы на вопросы, которые художник закладывает в произведение, спорить, не соглашаться или, наоборот, полностью поддерживать.
Рисованные ковры, маляванкі, которые художник положил в основу композиции, сами по себе имеют очень четкую структуру, довольно герметичную, основанную на пространстве мифа, а значит, на создании параллельной и самодостаточной реальности.
Максим Осипов останавливается на этой форме еще и потому, что считает маляванку видом искусства, который подсознательно распознается всеми белорусами. А потому поднятые темы будут замеченными.
Темы эти - болезненные и парадоксальные. Реальность настолько тревожна, что требует защиты. Художник, словно последователь Фрейда, в одном из интервью объясняет свою позицию «Мои ковры - оборонительного типа: через них я пытаюсь не сойти с ума и защищаю то, что мне важно. Я рисую состояние общества и лично свое состояние, Я рисую мысли и идеи, комплексы и травмы. Диагностика и попытки лечения. Средствами «примитивного» искусства я пытаюсь запускать процессы мышления».
Полотно «Мы с удовольствием съедим все, что пытается нас подчинить» (2022) четко отражает это психотерапевтическое преодоление травмы, причем на самом базовом, детском уровне. Если все наши проблемы (и художник эти проблемы действительно перечисляет – от фатализма, равнодушия, терпимости и «хатаскрайности» до тяжелого опыта, который мы с гордостью носим на себе, и «русского мира») можно воплотить в образе безобразного существа, а после него съесть... Осипов декларирует название картины и сам этот порядок вещей как воплощение национальной идеи, которую он проявляет через иконографию милой, наивной народной картинки.
Это произведение наиболее четко демонстрирует принципы смеховой культуры, которые так явно проявляют себя в творчестве Максима Осипова.
Примеряя на себя роль клоуна, художник легитимизирует право говорить в лоб, без обиняков, простым текстом и брутальными образами. Язык примитивного искусства направлен непосредственно к сердцу, язык классического - к разуму: сочетая их, он получает не гармонию, а зазор, искру, которая «запускает процессы мышления» - согласно пожеланиям художника. Такова механика этих образов: при смешивании точно подобранных ингредиентов запускаются химические реакции процессов восприятия.
А художник движется дальше, задавая новые вопросы: о взрослении гражданского общества; избавление от стереотипного мышления; о национальном строительстве и солидарности; о равнодушии и маленьком человеке; о механическом потреблении культуры и необходимости ее постоянного переосмысления; об общественных дискуссиях, называемых «бульбосрачами», – как одно из свидетельств существования гражданского общества; об опасности упрощения восприятия реальности путем создания различных символов. И другие различные темы, основательно погруженные в нашу жизнь и вызванные неравнодушием.
Задавать глубокие, болезненные вопросы, притворяясь циником или простаком, – весьма защитная позиция с четко терапевтическим эффектом. Очевидно поэтому этот художник является таким популярным, что, зацепив за крючок своей образной системы, он волнует и успокаивает зрителя ощущением активного сопереживания и проживания мира.
